Она говорила медленно, спокойно, размеренно, как будто даже нехотя, но настойчиво и без доли иронии или натиска в голосе. И голос ее лился тихо, мерно, почти шепотом, не заставляя напрягаться и вдумываться. Словно простая сказка на ночь, выцветшая и обветшавшая, но не потерявшая свою ценность ни на каплю. Проницательно и многодушно говорила она, вела свою речь, позволяя каждому слову свободно долетать до глубины сознания, отпуская его в неизведанность.
Она убаюкивала, разрешая полностью отдаться в ее объятья, нежные и заботливые, словно материнские, страстные и горячие, как у любовницы. Услыпляя малейшим прикосновением, каждым движением, плавно и грациозно, даря покой и отрешенность, предлагая и отдавая всю себя.
Ее взгляд согревал и леденил одновременно. В глазах ее блестела ночь и сладолюбивая луна, ярка я и белая, завораживая и увлекая. Не отпуская ни на мгновение, ни на секунду. Только приглашая посетить вечность, недосягаемость, неосязаемость, необратимость времени, во ВНЕВРЕМЯ. Взор этот поглащал и завораживал, предлагая забыть обо всем и ввериться ему и только ему.
Она ходила, нет, плыла, летела, парила будто на легких парусах, вольно и безмятежно. Каждое движение, словно застывшая степная птица в жарком синем распаленном полуденном небе, или судно на морском горизонте. Она скользила миражом, песней, сном, безудержно и беспредельно.
Она знала и видела все, и прошлое, и настоящее, и предстоящее. Не имелось в ней абсолютно ничего, что можно разгадать так просто и уязвимо, но простота не покидала ее.
Лик ее озарялся беспристанно, и даже светился, переливаясь безмерными цветами или единобразно бледнел. Прекрасное и неуловимое рисовал он, открывая некие грани необъяснимого и понятного.
Она говорила медленно, спокойно, определенно, откровенно, безучастно, но сопереживая, и долго, но коротко. Она назвала свое имя, и имя ей дано было Смерть.
Она говорила медленно, спокойно, размеренно, как будто даже нехотя, но настойчиво и без доли иронии или натиска в голосе. И голос ее лился тихо, мерно, почти шепотом, не заставляя напрягаться и вдумываться. Словно простая сказка на ночь, выцветшая и обветшавшая, но не потерявшая свою ценность ни на каплю. Проницательно и многодушно говорила она, вела свою речь, позволяя каждому слову свободно долетать до глубины сознания, отпуская его в неизведанность.
Она убаюкивала, разрешая полностью отдаться в ее объятья, нежные и заботливые, словно материнские, страстные и горячие, как у любовницы. Услыпляя малейшим прикосновением, каждым движением, плавно и грациозно, даря покой и отрешенность, предлагая и отдавая всю себя.
Ее взгляд согревал и леденил одновременно. В глазах ее блестела ночь и сладолюбивая луна, ярка я и белая, завораживая и увлекая. Не отпуская ни на мгновение, ни на секунду. Только приглашая посетить вечность, недосягаемость, неосязаемость, необратимость времени, во ВНЕВРЕМЯ. Взор этот поглащал и завораживал, предлагая забыть обо всем и ввериться ему и только ему.
Она ходила, нет, плыла, летела, парила будто на легких парусах, вольно и безмятежно. Каждое движение, словно застывшая степная птица в жарком синем распаленном полуденном небе, или судно на морском горизонте. Она скользила миражом, песней, сном, безудержно и беспредельно.
Она знала и видела все, и прошлое, и настоящее, и предстоящее. Не имелось в ней абсолютно ничего, что можно разгадать так просто и уязвимо, но простота не покидала ее.
Лик ее озарялся беспристанно, и даже светился, переливаясь безмерными цветами или единобразно бледнел. Прекрасное и неуловимое рисовал он, открывая некие грани необъяснимого и понятного.
Она говорила медленно, спокойно, определенно, откровенно, безучастно, но сопереживая, и долго, но коротко. Она назвала свое имя, и имя ей дано было Смерть.