RSS
 

Жить между

18 Июл

Лето — неплохое время года. Вроде бы, все отлично, птички поют, небо чистое и голубое, Солнечный диск прожигает крыши домов, вода в реках прохладная и освежающая. Люди выбираются на улицы, за город, на природу, куда угодно. Они бухают, жрут, отдыхают, загорают, болтают свои разговоры ни о чем, спят, наслаждаются жизнью, оставляют свои следы на прибрежном песке.

А я, что я? Я просто проводил время в офисе, пожирая взглядом монитор компьютера. Мое место было возле окна, в которое время от времени дул ветер. Но не прохладный, а горячий и расплавляющий мозги. И жалюзи били по спине, хотя, в общем-то, и не мешали. И эти морды рядом, странные, неприглядные, строящие из себя умных образованных людей только потому, что у них есть высшее образование. Или потому, что такие все из себя, сидят тут, делают вид, что работают, и за это им платят чуть больше двух ломаных копеек.

Отправляешься домой, уставший и вымотанный от безделья и просиживания задницы на мягком стуле, от пустых речей окружающих тебя, и не понимаешь, зачем все это нужно. Каков, вообще, их план? План жизни. Что, они так и собираются всю жизнь сидеть там, жрать тортики на чей-нибудь день рождения, отчитываться перед вышестоящими, такими же недоносками? Не знаю, не по мне такая жизнь.

Мне по душе больше пойти в какой-нибудь бар, или просто в парке на улице посидеть, выпить пива, а лучше вискаря, и не думать ни о чем. Не думать о том, как одинаков каждый день, как уныло и грустно смотреть в одни и те же бесстрастные физиономии, как одинаковы все эти люди. Однако, мне иногда кажется, что я, все же, люблю их, всех этих обитателей нашей планеты. Не знаю, почему, что странно для меня.

По сути, в каждом есть что-то, что-то свое и неповторимое. Каждый с рождения имеет потенциал стать КЕМ-ТО, неважно кем, будь то министр внутренних дел или писатель, юрист или даже дворник, музыкант или такой же офисный червь, как я. У всех есть своя книга жизни, которую далеко не каждый, к сожалению, может написать так, как хотелось бы ему. Или есть, но они не умеют ее преподнести. Или у кого-то просто нет привлекательной цветастой обложки, отчего у них развиваются определенные комплексы.

У меня есть и книга, и вполне сносная обложка, но я никогда не чувствовал себя частью этого неугомонно движущегося в непонятном направлении даже для него самого общества. Это общество не отвергает меня, скорее я сам отвергаю его. Хотя, тем же временем, я не иду против него и не стараюсь победить в их игре, выиграть для себя что-то, нечто такое, за чем постоянно гонятся другие. Возникает резонный вопрос: знают ли они сами, что им нужно сегодня, завтра и в будущем?

Это все не важно, когда есть, куда спешить вечером. Кого-то ждет семья, жены, мужья, дети, родители, девушки, парни, еще кто-то, не знаю. У них есть, для кого жить, ради кого существовать, ради кого тратить деньги и гнить на тупой проклятой работе, которую большинство ненавидят. У меня нет никого. Мне легко и просто в этом мире, в этом городе, жестоко поглощающим ежедневно тонны бензина и тысячи охов и ахов по ночам. Удобно, когда некуда спешить и не о ком думать или беспокоиться. Удобно быть одному, быть одиноким и верить, что завтра никогда не настанет. Просто жить сегодняшним днем, который неизбежно тонет в лучах заката каждый раз.

Это, как жить между двумя стенами, но всегда знать, что есть дверь. Всегда есть путь вперед и назад, можно пройти вдоль и выйти, или открыть дверь, покинуть преграду, выбраться. Но, кому-то это нужно и просто необходимо, кому-то нет. Я из вторых. Мне нравиться идти и не знать, что будет дальше. Будто ветер подгоняет тебя сам по известному только ему пути, а все остальное уже не важно.

Я молча шел пешком. Мимо пролетали девушки с роскошными волосами, красивыми личиками, в коротких летних платьицах. Или парочки, которые выглядели счастливо. Они улыбались, обнимались, целовались, на их лицах играла радость и безмятежность. Мне стало противно. Я, в ебучем пиджаке и брюках, зашмаленный офисный мудак с гордой рожей, с начищенными ботинками. Что может быть хуже?

Тогда я решил раз и навсегда покончить с этим. Как только я получил зарплату, свалил с работы. Мне было абсолютно без разницы, что будет дальше, и как сложится моя судьба. Может, мне суждено подохнуть в нищете и одиночестве обосранным и пьяным, а, может, я найду себе снова работу на дому, чтобы никуда не выходить и не видеть никого. Не встречать все эти блестящие на Солнце глаза и развивающиеся на легком летнем ветерке сарафаны. Так лучше.

Я снял с себя весь этот ужас. Одел привычно любимую черную футболку, черные джинсы и черные кроссовки. И даже темные очки, которые всегда презирал, потому, что сквозь них не видно глаз, а, значит, и души человека. Ведь именно в глазах отражается вся суть личности, или НЕ личности. Но, тем не менее, я был таков. Я вернулся.

 

О Смерти

18 Июл
Она говорила медленно, спокойно, размеренно, как будто даже нехотя, но настойчиво и без доли иронии или натиска в голосе. И голос ее лился тихо, мерно, почти шепотом, не заставляя напрягаться и вдумываться. Словно простая сказка на ночь, выцветшая и обветшавшая, но не потерявшая свою ценность ни на каплю. Проницательно и многодушно говорила она, вела свою речь, позволяя каждому слову свободно долетать до глубины сознания, отпуская его в неизведанность.
Она убаюкивала, разрешая полностью отдаться в ее объятья, нежные и заботливые, словно материнские, страстные и горячие, как у любовницы. Услыпляя малейшим прикосновением, каждым движением, плавно и грациозно, даря покой и отрешенность, предлагая и отдавая всю себя.
Ее взгляд согревал и леденил одновременно. В глазах ее блестела ночь и сладолюбивая луна, ярка я и белая, завораживая и увлекая. Не отпуская ни на мгновение, ни на секунду. Только приглашая посетить вечность, недосягаемость, неосязаемость, необратимость времени, во ВНЕВРЕМЯ. Взор этот поглащал и завораживал, предлагая забыть обо всем и ввериться ему и только ему.
Она ходила, нет, плыла, летела, парила будто на легких парусах, вольно и безмятежно. Каждое движение, словно застывшая степная птица в жарком синем распаленном полуденном небе, или судно на морском горизонте. Она скользила миражом, песней, сном, безудержно и беспредельно.
Она знала и видела все, и прошлое, и настоящее, и предстоящее. Не имелось в ней абсолютно ничего, что можно разгадать так просто и уязвимо, но простота не покидала ее.
Лик ее озарялся беспристанно, и даже светился, переливаясь безмерными цветами или единобразно бледнел. Прекрасное и неуловимое рисовал он, открывая некие грани необъяснимого и понятного.
Она говорила медленно, спокойно, определенно, откровенно, безучастно, но сопереживая, и долго, но коротко. Она назвала свое имя, и имя ей дано было Смерть.

Она говорила медленно, спокойно, размеренно, как будто даже нехотя, но настойчиво и без доли иронии или натиска в голосе. И голос ее лился тихо, мерно, почти шепотом, не заставляя напрягаться и вдумываться. Словно простая сказка на ночь, выцветшая и обветшавшая, но не потерявшая свою ценность ни на каплю. Проницательно и многодушно говорила она, вела свою речь, позволяя каждому слову свободно долетать до глубины сознания, отпуская его в неизведанность.

Она убаюкивала, разрешая полностью отдаться в ее объятья, нежные и заботливые, словно материнские, страстные и горячие, как у любовницы. Услыпляя малейшим прикосновением, каждым движением, плавно и грациозно, даря покой и отрешенность, предлагая и отдавая всю себя.

Ее взгляд согревал и леденил одновременно. В глазах ее блестела ночь и сладолюбивая луна, ярка я и белая, завораживая и увлекая. Не отпуская ни на мгновение, ни на секунду. Только приглашая посетить вечность, недосягаемость, неосязаемость, необратимость времени, во ВНЕВРЕМЯ. Взор этот поглащал и завораживал, предлагая забыть обо всем и ввериться ему и только ему.

Она ходила, нет, плыла, летела, парила будто на легких парусах, вольно и безмятежно. Каждое движение, словно застывшая степная птица в жарком синем распаленном полуденном небе, или судно на морском горизонте. Она скользила миражом, песней, сном, безудержно и беспредельно.

Она знала и видела все, и прошлое, и настоящее, и предстоящее. Не имелось в ней абсолютно ничего, что можно разгадать так просто и уязвимо, но простота не покидала ее.

Лик ее озарялся беспристанно, и даже светился, переливаясь безмерными цветами или единобразно бледнел. Прекрасное и неуловимое рисовал он, открывая некие грани необъяснимого и понятного.

Она говорила медленно, спокойно, определенно, откровенно, безучастно, но сопереживая, и долго, но коротко. Она назвала свое имя, и имя ей дано было Смерть.